„No Wobble“: Anonymous Anti-War Street Art In Russia, 2022-2023

Alexandra Arkhipova & Yuri Lapshin

On 24 February 2022, Russia started the large-scale invasion of Ukraine. A few weeks later, one of the authors of this exhibition found a small hand-painted "No War" sticker on the floor of his home in Moscow. The sticker had been dropped by his 14-year-old daughter. It turned out that she had been drawing them and, together with her friends, sticking them in the subways and on the streets with all possible precautions. After hearing his daughter's story, he asked her to give him the remaining stickers and decided to put them up himself. His daughter gave the stickers to him with pride (they were well drawn) and relief (as he later understood).

While sticking the first sticker at the Leningradsky train station, he experienced a great fear - what would happen if, right now, a policeman, a vigilant patriot, or the lens of a video camera linked to a facial recognition system saw him? His hands were shaking and sweating, his legs were cotton wool, his mouth was dry: having placed a label himself, he left at once, trying not to run. There were still a few of them in his hands, they were burning his pocket and he wanted to get rid of them as soon as possible. But he also wanted to place them effectively, so that the inscription would be seen by as many people as possible and they would realise that there was someone else who was against the war, that it is possible to be against it.

This case is not unique and this fear is not accidental.

People who want to speak out against the Russian invasion of Ukraine (and have no other means to do so) have started to paint graffiti, stick stickers, create installations - and get seriously punished for it. In an attempt to avoid punishment, they use various methods of disguise. In September 2022, Tyumen resident Alisa Klimentova wrote "no to w***le" [No w*r] on the pavement. She was arrested by the police. When the case was heard in court, Alisa stated that the phrase she actually wrote means "No to wobble'' ( a type of fish: Rutilus caspicus or ‘Caspian roach’), because she did not like that fish. In Russian, ‘war’ (voina) and ‘wobble’ (vobla) sound similar and have the same number of letters, which is important for the coded language.

The judge chose to believe the girl and let her go, but when the story became widespread, she was brought to court again, her case was reviewed and she was fined. The crossed-out Caspian roach has become a symbol of anti-war resistance, using all kinds of disguises and coded language. That is why we chose the wobble as the symbol of the exhibition.

Together with a team of volunteers, the authors of these lines have amassed a collection of anti-war street art - stickers, leaflets, graffiti, complex installations, which began to appear on the streets of Russian cities immediately after the beginning of Russian invasion.

The text below is a story not only about the exhibition itself, but also about how and why anti-war street art resistance emerges and develops in Russia.

Although the anti-Ukrainian discourse in Russia has existed for the past 10 years, despite the Donbass conflict and the annexation of Crimea, the ideology of war was not prepared in advance. Since March 2022, propagandists have been imposing empty, meaningless signs - the Latin letters Z and V - on the public, turning them into ideological symbols (Z [“ZA” - “in support, for”] - in essence a propagandistic marketing slogan in support of the Russian invasion of Ukraine. It was originally just an internal mark of the Russian troops derived from the word "South-West").

With their help, the authorities created the appearance of broad support for the "special military operation": these letters appear on advertising billboards and on official buildings, groups of children in schools and kindergartens are assembled into the shape of a gigantic letter Z.

People with anti-war views often compare Z to the swastika, which is well reflected in the 2022 joke:

- Where did the Z sign come from?

- This is the first half of the swastika.

- Where is the second half?

- It was stolen.

The inner obscurity of the sign and its associations with the swastika make Z an obvious target for ridicule by graffiti authors, and there are many such examples in our collection (147-Spb-24-03, 175-Msk-20-04).

In parallel with the imposition of Z-symbolism, Russian propaganda tries to convince citizens that "there is no war." This is the uniqueness of Russian propaganda. Yes, "we are surrounded by unfriendly countries," "the collective West is waging an eternal war against us," but, as impossible as it may seem, the very fact of a real war is denied. The Presidential Administration and Russian federal channels insist that there is a "special (i.e. "none of your business") military operation," the goals of which are mythical "denazification" and "demilitarisation," with vague and indeterminate concrete objectives is created, about which one of the graffiti authors, apparently addressing Vladimir Putin, says: "You'd better denazify your head!" (346-SPb-07-05).

Now, by the summer of 2023, the authorities have changed their strategy and, instead of denying the war, they have gone the way of its "routinisation" and "normalisation". The "special military operation" takes place somewhere out there and does not require excessive sacrifices. Citizens are encouraged to support the war, but within limits acceptable to them. For well-to-do residents of big cities, this means donating money for equipment for the military, for children to write letters to the front, in general, to "support our boys." Active recruitment of volunteer contractors continues in the regions. The focus is gradually shifting from "save the Motherland" to "solve your financial problems". Notably, it is not only recruits from Russian prisons that have become contract soldiers in exchange for early release: so called “mortagees” (ipotetchiki) - people with small incomes who are stuck in loans - see it as an answer to their debts.

Attempts to openly protest against the war were brutally suppressed in its first week. By early March, in the central streets and squares of Moscow and St. Petersburg police and Rosgvardia units were on round-the-clock duty to detain any "suspicious" passers-by.

To prevent further attempts at protest, the Russian authorities strengthened an already existing repressive system, imposing an information blockade and passing new laws prohibiting talk of war: rallies became permanently impossible; independent media outlets were banned, blocked, declared "foreign agents" and "undesirable organisations"; and the people who created and worked for them were subjected to restrictions on their civil rights. Many people opposed to the war have fled abroad.

The new laws - effectively military censorship - passed on 4 March 2022 are devised so that any statements about war can be labelled as “false information” and the person who spreads it will be fined or imprisoned. The word “war” in relation to the current Russian aggression into Ukraine is a “fake” because we don't have a war, we have a "special military operation". The word “front” in 2022 was considered by the court as "discrediting the Russian army" because we "do not have a front line" but a "line of contact." Administrative laws (specifically 20.3.3. of the Russian Code of Administrative Offences) allows fines for the first and second instance of any protest against the war, while criminal laws (207.3.2, 280.3.1 of the Russian Criminal Code) allow people to be sent to prison for long terms, up to 15 years, for an anti-war poster, graffiti, a post on social media or spoken word. It is no coincidence that the graffiti "[This is] an inscription that is going to put me in jail for 15 years" (202-Spb-21-03) appeared in our collection.

Anti-war-minded Russians were fated to protest as a solitary act. People wrote posts and comments, put a Ukrainian flag on their avatar, wore yellow and blue ribbons on their backpacks, and went on solitary pickets - and risked serious punishment for all this.

To avoid both judicial and extrajudicial prosecution (fired from your job or having your children taken away by the foster care system), the lone protesters began to use "weapons of the weak" (in the terms of anthropologist James Scott). Deprived of a public voice, Russians create anonymous messages in urban space: on the walls of houses, fences, poles, at bus stops and on the pavement.

The authors of such statements try to move beyond their circle of intimates and tell the Russian public what is going on around them. In this way they violate the hegemony of Russian authorities broadcasting the "correct" signals about the "special military operation". To slightly paraphrase Umberto Eco, we call anonymous authors who use such techniques "semiotic guerrillas."

Like real train-breaking guerrillas, anonymous creators of stickers, posters, instagrams, and nano-figures are trying to undermine the information blockade around Russians: to talk about what the Russian government is hiding; to show that support for war is by no means the lot of the majority; and to pull depoliticised Russians out of their comfort zone. "I want," one of the graffiti painters told us, "for my neighbour, going to the shop for bread, to know and see, starting with the inscriptions in the lift, that we started the war and that we should be ashamed” (male, 19, Petersburg).

Sometimes the motivation for creating a protest sign is not so much a desire to make a political statement as a desire to evoke empathy. For example, the maker of small figurines of Ukrainian women and children, placed on the streets of her hometown at night, hopes to evoke the sympathy of passersby for those who are currently under bombs in Ukraine.

"I try to make them cute so that people will want to take my dolls in their hands, maybe bring them home, put them on the table, maybe give them to a child... Then maybe they will notice the yellow and blue ribbon in her braid and something will move them... And they will feel sorry for these people in general..." (woman, 37 years old, St. Petersburg).

Semiotic guerrillas are not a unified group; they are first and foremost a protest of anonymous loners. Some graffiti writers agreed to talk to us, and from these interviews we know that they have very little in common. Graffiti is done by both teenagers and very old people in different cities. Some of them have participated in political opposition actions before, and some of them have never been interested in politics. Graffiti is also created by professionals (artists, designers) and people who have no inclination for such activities.

Who are the semiotic partisans talking to? The addressee of their messages is not unified either. Some address Putin, some address Russian soldiers, but most often they address the Russian people, both those who support the war by their silence, and those who think like them.

This is not to say that the semiotic guerillas are taking no risks at all. On the contrary: Russian law enforcement agencies are actively pursuing anti-war anonymous street art precisely for its attempt to break the hegemony on public expression.

Police look for graffiti artists using street cameras, while vigilant passers-by, neighbours and janitors denounce them. In May 2022, V.B., a student at St. Petersburg State University, pasted pictures of bombed-out Ukrainian houses on a playground with the caption "And children? And children [killed]." A woman who was walking past with her child saw this and immediately reported him to the police, explaining the trauma that the pictures allegedly caused to her son. Between March 2022 and June 2023, Russian police detained and fined at least 653 people caught applying stickers or doing graffiti: these figures are taken from our database of court cases for anti-war statements, which contains a total of 6,900 cases of detainees under Article 20.3.3 - "discrediting the Russian army.”

Moreover, 32 more graffiti and sticker creators have found themselves involved in criminal cases, and most of them have been awaiting trials or sentencing in temporary detention centres for months. In March 2022, Mikhail Sukhoruchkin, a student from Kaliningrad, wrote "Putin = war" on a war monument and was immediately arrested and beaten by the police. A criminal case was opened against him. Fortunately, he managed to escape by illegally crossing the Russian-Polish border. But St. Petersburg artist Sasha Skochilenko has been awaiting trial in a detention centre for almost a year - she faces about eight years in prison for substituting price tags in a shop with stories about mass killings in Bucha (093-Spb-13-04). The artist E. Ledyakin (pseudonym Leonid Cherny) from Yekaterinburg was given two years in prison for the banner "GruZ 200". "Cargo200" (KIA) is a Soviet military slang term for "killed in action" used during the war in Afghanistan in the 1980's. It became popular again at the start of the Russian invasion of Ukraine in 2022. In Russian, the "z" sound of the word "GruZ" is Latinized and capitalized to make a reference to the letter "Z," one of the symbols of Russia's invasion.

And of course, public utilities officials are ordered to immediately destroy any war-related inscriptions they come across: thus semiotic guerilla actions are dangerous, ephemeral, and immediate, while also being a challenge to document.

Graffiti artists often experience the conflict of motivations we described at the beginning of this article: on the one hand, not to be caught and to keep the message from being destroyed, and on the other hand, to share it with as large an audience as possible, to make it conspicuous. This contradiction gives rise to a huge variety of both the forms of graffiti and the choice of place for its placement, becoming the engine of the author's creativity. Some make their messages as open as possible ("No war"), while others disguise them, writing "Two words" instead of “No war” (411-SPb-13-06).

Therefore, although the collection can be categorised on a variety of grounds, we preferred to categorise the messages within our collection by the type of message (with what kind of content) and by what kind of code (how the message is encrypted) the anonymous authors use to address other citizens or the authorities. Of course, this classification is two-dimensional, but in the conditions of the exhibition it is difficult, and even redundant, to show two-dimensionality.

We distinguish five main types of messages - by its content: simple direct messages, rebuke, emotional sharing, commemorative messages and counter-messages. We also show five codes of encryption: camouflage, coded message, pseudo-text, meta-text, double bind.

Direct messages refuse any disguise or allegorisation. They are as clear and most often simple as possible, the most typical being "No war!".

Direct messages have two imaginary addressees. One of them is a Russian who believes the propaganda or considers himself uninvolved in what is happening ("You know I am outside politics"). To such people the authors of the graffiti say: "Ukraine is not our enemy" (010-Spb-27-02), explain that what is happening is called “war” (451-Novosibirsk-06-06), that there is no justification for it (418-SPb-13-05), point out that the war is senseless ("What for?" 455-Msk-21-06), and Ukrainian territories are not Russian ("Mariupol is Ukraine" 463-Volgograd-22-06). In other words, this is counter-propaganda.

The second imaginary addressee is Russian President Vladimir Putin. They say to him - "Go away" (124-Spb-03-03) or "Z(F)ed up with" (484-Spb-18-07), where Z is a reference to the very Z-ideology.

Often in such graffiti Putin is not referred to by name. This is a figure of default - it is clear to everyone who started the war: "You've made a fucking mess!" (068-Spb-13-04), "You're dragging us to hell" (215-Moscow-28-02). Sometimes he is contemptuously called "old man": "The old man's time is up Z" (082-Unknown-13-04), "No to the old man. No war" (066-NNov-17-04).

Another category, close to the previous one in form, is a rebuke, or denunciation, of another. The imaginary addressee here are Russians who support or participate in the war. With the help of graffiti they are told: “The price of foreign land is paid from your wallet” (485-Spb-28-07), "In Ukraine it's the people that are dying. In Russia it's Russia that is dying" (176-Spb-23-04), "Pay, fight, die or build a massive anti-war movement" (017-Spb-24-02).

Often graffiti authors resort to quotations from literature and cinema, well known to mass audiences, in the hope of convincing their authority. We have categorised such statements as authority-based messages. It can be a quote from a famous poem by the poet Osip Mandelstam, who died in Stalin's camps "We live, not feeling the earth beneath us. At ten paces our words evaporate..." (047-Spb-10-04), or a line from a song by the Soviet bard Bulat Okudzhava, "Monster war, are you pleased with your handiwork? No more weddings — just love laid to waste." (107-Spb-19-04).

Authority-based messages, as a rule, avoid mentioning the war directly: the educated viewer himself should guess what they are talking about. Sometimes a quotation is a hidden call to do something. For example, a line from the biblical psalm, "Though an army may encamp against me, my heart shall not fear; Though war may rise against me, in this I will be confident. Psalm 27:3" (114-Msk-19-04) urges one who wants to stand against the majority who support the war not to be afraid.

The use of such quotes is more than an effort to show one's education. If one cannot unite in reality, one can enlist authoritative figures of the past as imaginary allies. Through references to their texts and biographies, the graffiti authors demonstrate that poets, writers, scientists, and Nobel laureates would also oppose the war if they were living now. "You don't want to hear us, so hear their voices" - this is how the principle of creating these graffiti could be formulated. For example, on the monument to the famous dissident and Nobel Prize Winner Andrey Sakharov at the Moscow Engineering Physics Institute , a banner was placed with the inscription: "I was once stripped of all insignia and awards for speaking out condemning the war in Afghanistan. Today I would have been stripped of them for the second time" (193-Msk-18-04).

Propaganda makes people lonely: it tries to convince every single person that everyone around them supports the war. This is why lone protesters often want to tell what they feel and thus make an emotional connection: "you are not alone in feeling this horror", "there are many of us like you". We categorise such graffiti as emotional sharing. The authors seek to express their feelings (indignation, despair, hopelessness) and share them with the addressee: "I want to live, not to shiver" (062-Spb-15-04). These are personal messages made in the hope of an equally personal response: "My mum has disappeared in Mariupol" (372-Spb-07-05). Sometimes the authors directly address the viewer's own experiences: "What you are seeing is normally reserved for nightmares" (373-Kaliningrad-09-05), or tell him or her that they are experiencing the same thing: "I'm afraid too" (138-Spb-16-04), "Dear passerby, I am against Z too" (115-Msk-20-04).

Learning about the deaths of Ukrainian civilians under shelling and bombing, and about the crimes of the Russian military in Ukrainian cities, people feel the need to express their grief, horror and shame and encourage others to commemorate the victims of Russian aggression in the public sphere. Therefore, people began to create сommemorative messages that included the name of the city whose deaths were made known: "LOOK AND REMEMBER. Children play in our yards, and people bury their relatives in the yards of Mariupol. 20,000 civilians were killed. NO WAR!" (341-Omsk-07-05), "Bucha - our pain!" (254-Ekat-24-04), or simply the name of the city: "Bucha" (431-Perm-25-05) or "Mariupol" (413-Msk-18-05).

Public expressions of empathy for war victims are also prosecuted: we know reliably of at least 35 cases of prosecution for such public commemoration. These include, for example, cases where the police detained those who placed flowers and even a small bar of candy at the monument to Ukrainian poet Lesya Ukrainka in Moscow, or photographs of bombed-out houses at the Samara monument to the victims of political repression.

Another category in our collection is the counter-message: a protest statement created inside an official text or object (a poster, a monument, a road sign). ""We are Russians and God is with us." - God is weeping while watching us."(013-Spb-29-03). The task of the counter-message is to emphasise a contradiction between the propaganda and reality. One popular technique is to supplement the official message with a contrary statement. In Volgograd there is a famous war memorial "Motherland Calls", opened in 1972 and dedicated to those who died during the Battle of Stalingrad in World War II. "Woman with a Sword" is the Motherland calling her sons into battle. In April 2022, activists lined up near the monument with letters forming the succinct message "She doesn’t call" (351-Volgograd-20-04).

Sometimes a counter-message is created spontaneously: a certain supporter of the war in Vologda in May 2022 put a Russian flag in the window (apparently for Victory Day, May, 9th), and an anonymous semiotic guerrilla wrote under the window "Everything is just like in the 1940s, but this time we're the fascists" (400-Vologda-14-05).

A counter-message is a way of playing with everyday space. On the streets of Moscow there are new pedestrian signals with the straightforward inscription "Wait" [of course implying ‘until you can cross the street’]. Semiotic guerrillas have begun to massively complete the official message: 'Wait for peace' (279-Moscow-01-05), 'Wait for his [Putin] death' (461-Msk-12-06). Putin, characteristically, is deliberately stripped of his name.

The graffiti writers partly resort to camouflage - a hidden message lurks inside an outwardly innocent text. For example, a passer-by sees a flyer with the innocent text "IKEA sale" (136-Spb-16-04) on a city street, and a QR code leads to a page with calls for an anti-war rally (which was subsequently violently dispersed by the police).

Some of these messages are disguised as typical lost dog posters. The words "LOST DOG" and "Help Retrieve Dog" or "Reward" are in large print, with a call for anti-war protest in small letters between them (248-Msk-23-04).

LOST! A dog called Peace! [photo of a dog]

On February 24th, a not-so-pretty man with traces of Botox on his face stole Peace from us! Without Peace at home, prices rise, bank cards are switched off, and it is very difficult to get important medications. If Peace is not brought back, he will steal Freedom, Tranquility and Hope!

HELP US BRING PEACE BACK! [QR-link]

Imitating street ads is a popular technique. It may save an anti-war statement from mandated removal by janitors and public sanitation workers, but it will attract the attention of those who read such adverts (186-Spb-24-04). Such a false flyer is built on the contradiction between the commonplace, almost domestic form of a household ad ("COMPUTER REPAIR TECHNICIAN...") and the acutely anti-war content ("...won't come, he was taken away for military exercises"). The tear-off leaflets of the ad ironically invite those who wish to "believe that there is no war".

Some of these camouflage messages require knowledge of a certain cultural code. During the late Soviet Union years, the “Swan Lake” ballet was an important part of the mourning events following the deaths of political leaders (Brezhnev, Andropov, Chernenko). Entertainment shows were cancelled, and television and radio broadcast classical music - and specifically Swan Lake - for hours. In 1991, during the coup attempt, Swan Lake replaced entertainment programmes and cancelled news once again. After the beginning of the war, references to Swan Lake - usually through the emblematic dance of little swans - became emblematic: the phrase "when will they show Swan Lake already?" can be found on social media, and a pendant with four ballerinas can be seen as jewellery. Thus, graffiti with headless figures of ballerinas performing the dance of little swans symbolises hope for Putin's removal or death (119-Spb-21-03).

Apart from camouflage, among graffiti there are messages that have no meaning in themselves. They can be understood only if you know the code. For example, the meaningless text "htrae no ecaep" [urim rim] is written on a baseball cap, and you have to guess to read it in reverse sequence: “Peace on Earth” [miru mir] (287-Moscow-02-05). This is a form of anagram. These types of hidden messages we call coded messages.

The most common form of coding is the manipulation of the word "war." Since this word is actually forbidden, graffiti writers use all possible ways to convey the phrase "no war". The most famous and popular way is a text comprising eight asterisks [*** *****], corresponding to the eight letters in ‘no war’ [net vojne]. Furthermore, there are more complex constructions: 3*+5*, "35" and even just "Two words". (419-Msk-20-05).

Taken to the extreme, the cipher turns into a pseudo-text: a deliberately absurd code (rearranged letters and syllables, or even a blank sheet of paper instead of a poster with the text on a single picket) ironises the very intention to hide the obvious meaning. Thus, such a message captures the reader's attention and creates an emotional response: "Puck you Futin" instead of "Fuck you Putin" (041-Spb-10-04), "Ckuf the awr" instead of "Fuck to the war" (429-Irkutsk-11-09).

But that's not all. In rare cases, graffiti artists step up their censorship game to the extreme. They do not write anything about the war at all, either explicitly or allegorically. Instead, semiotic guerillas talk about the unwritten text and its fate. The graffiti "An inscription that is going to put me in jail for 15 years" (202-Spb-21-03) implies any anti-war statement that the reader can frame in its place and get a sentence. It is a meta-message. In simple words, it's graffiti about graffiti. The text "don't paint over everything!" implies that the utilities have already painted over a lot of the anti-war statements on this wall. After another attack on anti-war graffiti on a wall in St. Petersburg, this message appeared: "They painted over all anti-war inscriptions, but did not touch the swastika. That is all you need to know in 2022 about the country that defeated Nazism." (428-Spb-09-07).

Finally, the last - and rarest - in our collection is a double bind message, for example, the text "Erase me" under Putin's portrait as Hitler (354-Perm-06-05). This is a classic "double bind message" addressed to the censor, who faces a difficult choice: to destroy the image of the president (and thus violate the law on the desecration of state symbols) or to keep it (and thus support Nazism).

Already from these examples we can see how great the diversity of allegorising is. It is not so easy to answer unequivocally why people prefer disguises and ciphers to direct statements.

Firstly, there is a utilitarian explanation - it allows the grafittist to "lengthen the life" of the message. Utility workers who have to tear down and paint over anti-war messages on walls may miss a more clever message: at least some graffiti writers are convinced of this.

Second, there is also a cognitive interpretation: more complex messages require more effort from our brains to decipher and are therefore better remembered. And people who have seen and understood them feel more motivated to spread them.

That said, many of the examples of encryptions and disguises are actually easy to read. In general, it's clear to everyone that eight asterisks (*** *****) means "no war." Rather, it is an ironic play on the principle of encryption - a demonstration that censorship shuts people up and forces them to disfigure their language. Such irony ("I'm forbidden to talk about the war directly - look, I'll mock the prohibitions with the prohibitions themselves") allows semiotic partisans to find allies. People leave intricately coded messages on walls that can only be deciphered if you are familiar with the same political or cultural context. Those who have been able to see the seemingly incomprehensible messages and then decipher them feel that invisible allies exist somewhere.

"I used to hang stickers *** ***** [no war] on poles in Yekaterinburg and then I walked past on purpose and looked at them. And I saw that someone had put up another sticker next to it, also with stars and about the war. I was happy all day - I am not alone" (woman, 24 years old, Ekaterinburg).

In March 2022, Alexandra Arkhipova, the initiator of this exhibition, asked the subscribers of her TG-channel "(Un)entertaining anthropology" (https://t.me/anthro_fun) to send examples of anonymous anti-war street art on the condition that the author of the photo had seen the object with their own eyes. This request spread widely, and people sent photos from all over Russia. Several photos were taken from independent media (with attribution). Where possible, we also interviewed graffiti artists.

Creation and processing of the collection by our team lasted from March 2022 to February 2023. As a result, the exhibition presents 471 exhibits from 48 cities and towns of Russia.

Not being art historians, we did not aim to select artistically valuable artefacts. That is why the name "street art collection" is somewhat conventional. What is important for us is the creative intention of the authors of anti-war graffiti, the search for their own way of conveying their thoughts to the viewer, the choice of place, and the interplay with surrounding signs and space.

The description of each artefact includes the type of message and code, the text of the graffiti, its format, commentary, the type of "carrier" (wall, pole and so on), the technique of creation, as well as the city and date when the graffiti was photographed. For security reasons, we withheld information about where in the city each graffiti was published, as well as who sent it.

We were interested in the diversity of types of expression, placement and artistic execution, and the volume of the exhibition, alas, is not infinite, so when selecting examples we were guided by the principle of selecting "every creature in a pair" and we did not repeat multiple texts with the same codes. As a result, the viewer cannot draw any statistical conclusions about the frequency of graffiti distribution by type or city, but we did not set such a task.

The exhibition is presented in two languages - English and Russian.

A team of volunteers (social anthropologists, psychologists, folklorists and sociologists) worked on the creation and publication of the collection of anti-war street art: Alexandra Arkhipova (Visiting Scholar, Research Centre for East European Studies at the University of Bremen, April-May 2022, EHESS, Paris, 2022-2024), Yuri Lapshin (Le Sallay International Academy School), Irina Kozlova, Alexei Kouprianov (Research Centre for East European Studies at the University of Bremen), Anna Chernobylskaya, Alexei Muk.

The translation was edited by translator and poet Elena Mikhailik (UNSW, Australia) and folklorist Ian Brodie (Cape Breton University, Canada).

The online exhibition was supported by the Research Centre for East European Studies (Forschungsstelle Osteuropa) at the University of Bremen and the Institute for the History and Culture of Central and Eastern Europe (Leibniz-Institut für Geschichte und Kultur des östlichen Europa).

We are eternally grateful to all those who spent their time and attention collecting and sending us samples of anti-war street art and, of course, to all the anonymous graffiti artists who risked their freedom in trying to make a difference in the current tragic situation.

Александра Архипова, Юрий Лапшин

24 февраля 2022 года Россия начала полномасштабное вторжение в Украину. Через несколько недель один из авторов этой выставки нашел на полу у себя дома в Москве маленький вручную нарисованный стикер «Нет войне». Стикер обронила его 14-летняя дочь - оказалось, она рисовала их и вместе с подругами расклеивала в метро и на улицах со всеми возможными предосторожностями. Выслушав рассказ дочери, он попросил отдать ему остававшиеся стикеры и решил расклеить их сам. Дочь отдала стикеры с удовольствием (они был здорово нарисованы) и облегчением (позже он понял, почему).

Приклеивая первый стикер на Ленинградском вокзале, он испытал сильный страх - что будет, если прямо сейчас его увидит полицейский, бдительный патриот или объектив видеокамеры, связанной с системой распознавания лиц? Руки дрожали и потели, ноги были ватными, во рту пересохло - наклеив, он сразу ушел, стараясь не бежать. На руках оставалось еще несколько штук, они жгли карман и от них хотелось поскорее избавиться. Но также ему хотелось разместить их эффективно, чтобы надпись видели как можно больше людей и поняли, что есть кто-то еще, кто против войны. Что можно быть против.

Этот случай не уникален и этот страх не случаен. Люди, которые стремятся высказаться против российского вторжения в Украину (и не имеют для этого никаких других возможностей), начали рисовать граффити, клеить стикеры, создавать инсталляции - и получать за это серьезные наказания. В попытке избежать наказания они используют разные способы маскировки.

В сентябре 2022 года жительница Тюмени Алиса Климентова написала на асфальте «нет в***е». Ее арестовала полиция. При рассмотрении дела в суде Алиса заявила, что написанная ею фраза на самом означает «Нет вобле» и отражает «острую неприязнь» девушки к этому виду рыбы. Судья предпочел поверить девушке и отпустил ее (когда эта история стала известна, ее еще раз привлекли к суду и оштрафовали). Перечеркнутая вобла стала символом антивоенного сопротивления, использующего все виды маскировки и эзопового языка. Именно поэтому мы выбрали ее символом выставки.

Авторы этих строк вместе с замечательной командой волонтеров собрали коллекцию уличного антивоенного искусства - стикеров, листовок, граффити, сложных инсталляций, которые стали появляться на улицах российских города сразу после начала войны.

Текст ниже - это рассказ не только о самой выставке, но и о том, как и почему в России возникает и развивается антивоенное уличное арт-сопротивление.

Несмотря на то, что антиукраинский дискурс в России существовал уже последние 10 лет, несмотря на военный конфликт в Донбассе и аннексию Крыма, идеология войны не была заготовлена заранее. С марта 2022 года пропаганда навязывает публике пустые бессодержательные знаки - латинские буквы Z и V, превращая их в идеологические символы (их происхождение не очень понятно, возможно, изначально это была маркировка военных колонн). С их помощью власти создают видимость широкой поддержки “специальной военной операции”: эти буквы появляются на рекламных билбордах и на официальных зданиях, детей в школах и детских садах заставляют буквой Z (или V). Люди антивоенных взглядов часто сравнивают Z со свастикой, что хорошо отражено в анекдоте 2022 года:

• Откуда взялась буква Z?
• Это половина свастики.
• А где вторая половина?
• Ее спи..ли.

Внутренняя неясность знака и его ассоциации со свастикой делают Z очевидной мишенью для высмеивания авторами граффити, и в нашей коллекции есть много таких примеров (147-Spb-24-03, 175-Msk-20-04).

Параллельно с навязыванием Z-символики российская пропаганда пытается убедить граждан в том, что “никакой войны нет” - в этом ее специфика. Да, “нас окружают недружественные страны”, “коллективный Запад ведет против нас вечную войну”, но, каким бы безумием это не казалось, сам факт реальной войны отрицается. Администрация президента и российские федеральные каналы настаивают на том, что идет “специальная (то есть “не вашего ума дело какая”) военная операция”, цели которой - мифические “денацификация”и “демилитаризация”, о достижении которых не только нельзя сказать ничего определенного, но и вообще лучше не высказываться. Создается морок, о котором один из авторов граффити, обращаясь, очевидно, к Владимиру Путину, говорит: “Голову себе денацифицируй” (346-SPb-07-05).

Сейчас, к лету 2023 власть сменила стратегию и вместо отрицания войны, пошла путем ее “рутинизации” и “нормализации”. “Спецоперация” происходит где-то там и не требует чрезмерных жертв. Гражданам предлагается поддержать войну, но в допустимых для них пределах. Для благополучных жителей больших городов это означает пожертвовать денег на снаряжение для военных, для детей - написать письма на фронт, в общем, “поддержать наших мальчиков”. В регионах продолжается активный набор добровольцев-контрактников. Фокус постепенно смещается со “спаси Родину” на “реши свои финансовые проблемы”. Недаром контрактниками на войну идут не только заключенные из тюрем, но и так называемые “ипотечники” - люди с небольшим доходом, которые увязли в кредитах.

Попытки открытого протеста против начавшейся войны были жестоко подавлены в первую неделю. На центральных улицах и площадях Москвы и Санкт-Петербурга к началу марта круглосуточно дежурили отряды полиции и Росгвардии, которые задерживали любых “подозрительных” прохожих.

Чтобы предотвратить дальнейшие попытки протеста, властями РФ была усилена уже существовавшая репрессивная система, введена информационная блокада и приняты новые законы, запрещающие говорить о войне. Митинги стали окончательно невозможны, независимые СМИ запрещены, блокированы, объявлены “иностранными агентами” и “нежелательными организациями”, а люди, которые их создавали и работали в них, подвергались ограничению в гражданских правах. Множество людей, выступающих против войны, бежало за границу.

Новые законы - фактически военная цензура - принятые 4 марта 2022 года, устроены таким образом, что любые высказывания о войне могут быть названы ложной информацией, а человек, который ее распространяет, будет оштрафован или окажется в тюрьме. Слово война применительно к современной российской агрессии в Украину - это фейк, потому что у нас нет войны, а есть “специальная военная операция”. Слово фронт в 2022 году суд счел “дискредитацией российской армии”, потому что у нас “нет линии фронта”, а есть “линия соприкосновения”. Административный закон (20.3.3. КОАП РФ) позволяет штрафовать за первой и второй случай любого протеста против войны, а уголовные законы (207.3,2, 280.3.1 УК РФ) - отправлять в тюрьму на большие сроки, до 15 лет, за антивоенный плакат, граффити, пост в соцсетях или устные разговоры. Не случайно в нашей коллекции появилась граффити “Надпись, за которую я сяду на 15 лет” (202-Spb-21-03).

Уделом антивоенно настроенных россиян стал одиночный протест. Люди писали посты, комментарии, ставили на аватарку украинский флаг, носили на рюкзаках желто-голубые ленточки и выходили на одиночные пикеты - и за все это рисковали получить серьезное наказание.

Чтобы избежать судебного и внесудебного преследования (когда тебя на фразу “нет войне” увольняют с работы или опека отбирает детей), протестующие одиночки стали прибегать к “оружию слабых” (в терминологии антрополога Джеймса Скотта). Лишенные публичного голоса россияне создают анонимные послания в городском пространстве: на стенах домов, заборах, столбах, на остановках и на асфальте.

Авторы таких высказываний стараются выйти за пределы своего круга и рассказать россиянам, что происходит вокруг. Таким образом они нарушают гегемонию российской власти на трансляцию “правильных” сигналов о “специальной военной операции”. Слегка перефразируя Умберто Эко, анонимных авторов, которые использует знаки в качестве “оружия слабых”, мы называем “семиотическими партизанами”.

Как настоящие партизаны, подрывающие поезда, анонимные создатели стикеров, постеров, инстраляций, нано-фигурок пытаются подорвать информационную блокаду вокруг россиян: говорить о том, что скрывает российское правительство (например, убийства российскими военными в Буче и Ирпени мирных украинских жителей); показать, что поддержка войны - это отнюдь не удел большинства; вытащить деполитизированных россиян из их зоны комфорта. “Я хочу, - сказал нам один из создателей граффити, - чтобы моя соседка, идя за хлебом в магазин, знала и видела, начиная с надписей в лифте, что мы начали войну и что нам должно быть стыдно”.

Иногда мотивацией для создания знака протеста становится не столько желание политического высказывания, сколько стремление пробудить эмпатию. Так, создательница маленьких фигурок украинский женщин и детей, которые она по ночам размещает на улицах своего родного города, надеется вызвать в прохожих сочувствие к тем, кто оказался сейчас под бомбежками в Украине.

“Я стараюсь делать их милыми, чтобы людям захотелось взять моих кукол в руки, может быть, принести домой, поставить на стол, может быть, отдать ребенку… Потом они, может быть, заметят желто-голубую ленточку у нее в косе и у них что-то шевельнется… И вообще станет жалко этих людей…” (женщина, 37 лет, Санкт-Петербург).

Семиотические партизаны не являются единой группой, это прежде всего - протест анонимных одиночек. Некоторые создатели граффити согласились с нами поговорить, и из этих интервью мы знаем, что между ними очень мало общего. Граффити делают и подростки, и очень пожилые люди в разных городах. Кто-то из них участвовал раньше в политических оппозиционных акциях, а кто-то никогда не интересовался политикой. Граффити создают и профессионалы (художники, дизайнеры) и люди, не имевшие склонности к подобной деятельности.

С кем говорят семиотические партизаны? Адресат их сообщений тоже не един. Кое-кто обращается к Путину, кто-то к российским солдатам, но чаще всего они обращаются к россиянам, которые своим молчанием поддерживают войну, или к тем, кто думает так же, как они.

Нельзя сказать, что семиотический партизан совсем не рискует. Наоборот: российские правоохранительные органы активно преследуют антивоенное анонимное уличное искусство - именно за попытки нарушить гегемонию на публичные высказывания.

Полиция ищет авторов граффити с помощью уличных камер, на них доносят бдительные прохожие, соседи и дворники. В мае 2022 года студент СПбГУ В.Б. расклеивал на детской площадке фотографии разбомбленных украинских домов с надписями «И дети? И детей [убили]». Это увидела женщина, гулявшая там с ребенком, и немедленно донесла на него в полицию, объясняя это травмой, которую якобы наносят ее сыну эти фотографии.

В период с марта 2022 по июнь 2023 года российская полиция задержала и оштрафовала по крайней мере 653 авторов стикеров и граффити (эти цифры взяты из созданной нами базы судебных дел за антивоенные высказывания, всего в ней 6900 дел задержанных по статье 20.3.3 - о “дискредитации российской армии”).

Более того: еще 32 создателя граффити и стикеров оказались фигурантами уголовных дел (большинство из них месяцами ожидает приговора в изоляторах временного содержания). В марте 2022 года студент из Калининграда Михаил Сухоручкин написал “Путин = война” на военном памятнике, сразу же был задержан и избит полицией. Против него возбудили уголовное дело. К счастью, ему удалось бежать, нелегально перейдя российско-польскую границу. Почти год в следственном изоляторе ожидает суда петербургская художница Саша Скочиленко - ей грозит около восьми лет лишения свободы за подмену ценников в магазине на антивоенные высказывания (093-Spb-13-04). Художнику Е.Ледякину (псевдоним Леонид Черный) из Екатеринбурга дали два года тюрьмы за постер “ГруZ 200”.

Помимо преследования авторов, преследуются и сами граффити: сотрудникам коммунальных служб предписывается немедленно уничтожать любые замеченные ими надписи, говорящие о войне.

Борьба с граффити и их авторами приводит к чрезвычайной трудностям в создании коллекции. Артефакты, которые мы описываем, исчезают на глазах. И это еще одна важная причина создать эту выставку.

Создатели граффити часто испытывают конфликт мотиваций, который мы описали в начале статьи: с одной стороны, не быть пойманным и сохранить сообщение от уничтожения, с другой - поделиться им с максимально большой аудиторией, сделать их бросающимся в глаза. Это противоречие и порождает огромное разнообразие как форм граффити, так и выбора места для его размещения, становится двигателем авторского творчества. Одни делают свои послания максимально открытыми (нет войне!), другие - маскируют их, пишут вместо войны “два слова” (411-SPb-13-06).

Поэтому, хотя собранную коллекцию можно классифицировать по самым разным основаниям, мы предпочли выделять категории внутри нашей коллекции по типу послания (с каким именно содержанием) и с помощью какого кода (как сообщение зашифровано) анонимные авторы обращаются к другим гражданам или к власти. Конечно, эта классификация двумерна, но в условиях выставки показать двумерность затруднительно, да и избыточно. Мы выделяем пять основных типов посланий - по содержанию: простые прямые обращения, обличения других, эмоциональную рефлексию о собственном состоянии, знаки памяти жертвам и контр-послания (разрушающие идеологические символы). А также показываем пять кодов иносказаний: маскировка, шифровка, псевдо-текст, мета-текст, пародоксальное послание.

Прямые послания - это послания, отказывающиеся от какой-либо маскировки или иносказания. Их сообщения выглядят максимально ясно и чаще всего просто, самое типичное из них - “Нет войне!”.

У прямых посланий есть два воображаемых собеседника. Один из них - это россиянин, который верит пропаганде или считает себя непричастным к происходящему (“вне политики”). Таким людям авторы граффити говорят: “Украина нам не враг” (010-Spb-27-02), объясняют, что, то, происходит, называется войной (451-Novosibirsk-06-06) и этому нет оправданий (418-SPb-13-05), указывают, что война бессмысленна: “Зачем?” (455-Msk-21-06), а украинские территории не являются российскими “Мариуполь це Украiна” (463-Volgograd-22-06). Другими словами, это контрпропаганда.

Второй воображаемый собеседник - это Президент России Владимир Путин. Ему говорят - “Уходи” (124-Spb-03-03) или “Zаебал” (484-Spb-18-07), где Z - отсылка к той самой Z-идеологии.

Часто в таких граффити Путин не называется по имени. Это фигура умолчания - и так всем понятно, кто начал войну: “Хуйни наворотил!” (068-Spb-13-04), “Ты тащишь нас в ад” (215-Moscow-28-02). Иногда его презрительно называют “дедом”: “Время деда истекло” (082-Unknown-13-04), “Нет деду, нет войне” (066-NNov-17-04).

Другая категория, по форме близкая к предыдущей - это прямой упрек, или обличение другого. Здесь воображаемым собеседником является россиянин, поддерживающий войну или участвующий в ней. С помощью граффити ему говорят: “Цена чужой земли платится из твоего кошелька” (485-Spb-28-07), “В Украине гибнут люди, у тебя гибнет Россия” (176-Spb-23-04), “Плати, воюй, умирай или строй массовое антивоенное движение” (017-Spb-24-02).

Часто авторы граффити прибегают к цитатам из литературы и кино, хорошо известным массовой аудитории, в надежде на убедительность их авторитета. Такие высказывания мы выделили в категорию авторитетные послания. Это может быть цитата из известного стихотворения поэта Осипа Мандельштама, погибшего в сталинских лагерях “Мы живем, под собою не чуя страны, наши речи за десять шагов не слышны…” (047-Spb-10-04), или строка из песни советского барда Булата Окуджавы “Ах, война, что ты, подлая, сделала: вместо свадеб - разлуки и дым” (107-Spb-19-04).

Авторитетные послания, как правило, используют форму иносказания - в них нынешняя война не упоминается, образованный зритель сам должен догадаться, о чем идет речь. Иногда цитата - это скрытый призыв к тому, как надо поступить. Например, строчка из библейского псалма “Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое” (114-Msk-19-04) призывает не боятся того, кто хочет выступить против большинства, поддерживающего войну.

Использование таких цитат - это нечто большее, чем стремление показать свою образованность. Если невозможно объединиться в реальности, то можно привлечь в воображаемые союзники авторитетные фигуры прошлого. С помощью отсылок к их текстам и биографиям авторы граффити демонстрируют, что поэты, писатели, ученые, нобелевские лауреаты тоже выступили бы против войны, если бы они жили сейчас. “Вы не хотите слышать нас, так услышьте их голос” - так можно было бы сформулировать принцип создания этих граффити. Так, на памятник академика Сахарова в Московском инженерно-физическом институте (МИФИ) установили табличку с надписью: “Когда-то меня лишили всех наград и премий за высказывания, осуждающие войну в Афганистане. Сегодня я был бы лишен наград второй раз” (193-Msk-18-04).

Пропаганда делает людей одинокими: она пытается убедить каждого отдельного человека, что все вокруг поддерживают войну. Именно поэтому протестующие одиночки хотят рассказать, что они чувствуют, и таким образом установить эмоциональную связь: “ты не один ощущаешь этот ужас”, “нас таких много”. Такие граффити мы относим к категории эмоциональная рефлексия. Авторы стремятся выразить свои чувства (возмущение, отчаяние, безысходность) и разделить их со зрителем: “Я хочу жить, а не дрожать” (062-Spb-15-04). Это личные сообщения, делающиеся в надежде на такой же личный отклик: “В Мариуполе пропала моя мама” (372-Spb-07-05). Иногда авторы обращаются напрямую к собственным переживаниям зрителя: “Тебе все это снится” (373-Kaliningrad-09-05), или сообщают ему, что испытывают то же самое: “Мне тоже страшно”(138-Spb-16-04), “Дорогой прохожий, я тоже против Z” (115-Msk-20-04).

Узнавая о гибели мирных жителей под обстрелами и бомбежками, о преступлениях российских военных в украинских городах, люди чувствуют необходимость выразить свою скорбь, ужас и стыд и призывают других поминать жертв российской агрессии в публичном поле. Поэтому люди стали создавать коммеморативные высказывания, в тексте которого присутствует названия города, о гибели людей в котором стало известно: “СМОТРИ И ПОМНИ. В наших дворах играют дети, а во дворах Мариуполя хоронят люди хоронят своих родных. Погибло 20000 мирных жителей. НЕТ ВОЙНЕ!” (341-Omsk-07-05), “Буча - наша боль!” (254-Ekat-24-04), или просто название города: “Буча” (431-Perm-25-05) или “Мариуполь” (413-Msk-18-05).

Публичное выражение эмпатии к жертвам войны тоже преследуется: мы знаем достоверно по крайней мере о 35 случаях судебного преследования за такое публичное поминовение. Среди них, например, случаи, когда полиция задержала тех, кто положил цветы и даже конфету к памятнику Лесе Украинке в январе 2023 года или фотографии разбомбленных домов к самарскому памятнику жертв политических репрессий.

Еще одной категорией нашей коллекции является контрпослание: протестное высказывание, созданное внутри официального текста или предмета (плаката, памятника, дорожного знака). “Мы русские, с нами Бог! - Он плачет, видя нас”(013-Spb-29-03). Задача контрпослания - создать противоречие между пропагандой и реальностью.

Один из популярных приемов - это дополнение официального сообщения противоположным высказыванием. В Волгограде есть известный мемориал “Родина-мать зовет”, открытый в 1972 году и посвященный погибшим во время Сталинградской битвы Второй мировой войны. “Женщина с мечом” - это родина, зовущая своих сыновей в бой. В апреле 2022 года активисты выстроились возле памятника с буквами, образующими лаконичное послание “не зовет” ( 351-Volgograd-20-04). Иногда контрпослание создается спонтанно: некий сторонник войны в Вологде в мае 2022 года выставил в окне российский флаг (видимо, к 9 мая), а анонимный семиотический партизан написал под окном “Все как в 40-е, но фашисты теперь мы” (400-Vologda-14-05).

Контрпослание - это способ играть с повседневным пространством. На улицах Москвы стоят новые светофоры с надписью “Ждите” (сигнала, когда можно переходить улицу). Семиотические партизаны начали массово достраивать официальное сообщение: “Ждите мира” (279-Moscow-01-05), “Ждите его смерти” (461-Msk-12-06). Путин, что характерно, намеренно лишается имени.

Авторы граффити части прибегают к маскировке - скрытое послание прячется внутри внешне невинного текста. Например, прохожий видит на улице города флайер с невинным текстом “Распродажа IKEA” (136-Spb-16-04), а QR-код ведет на страницу с призывами к антивоенным выступлениям.

Некоторые из таких посланий замаскированы под типичные дворовые объявления о пропаже собак. Слова “Пропала собака” и “Помогите вернуть собаку” или “Вознаграждение” набраны крупным шрифтом, а между ними - мелкими буквами - призыв к антивоенному протесту (248-Msk-23-04).

ПРОПАЛ ПЕС ПО КЛИЧКЕ МИР! [фотография собаки]

24 февраля не очень симпатичный мужчина со следами ботокса на лице украл у нас Мир! Без Мира дома повышаются цены, отключаются банковские карты, достать важные лекарства очень трудно. Если не вернуть Мир, он украдет Свободу, Спокойствие и Надежду!

ПОМОГИТЕ ВЕРНУТЬ МИР! [qr-ссылка]

Маскировка под уличные объявления - прием популярный. Он может спасти антивоенное высказывание от внимания дворников, но привлечет внимание тех, кто такие объявления читает (186-Spb-24-04). Такая псевдо-реклама построена на противоречии между обыденной, почти домашней формой бытового объявления (“КОМПЬЮТЕРНЫЙ МАСТЕР…”) и остро антивоенным содержанием (“...не приедет, его забрали на учения”). Отрывные листочки объявления иронично предлагают желающим “верить, что войны нет”.

Некоторые из таких замаскированных сообщений требуют знания определенного культурного кода. Во времена позднего СССР годы балет “Лебединое озеро” был частью траурных мероприятий после смерти политических лидеров (Брежнева, Андропова, Черненко). Развлекательные передачи отменялись, а по телевидению и радио часами транслировали классическую музыку и в первую очередь “Лебединое озеро”. В 1991 году во время попытки государственного переворота “Лебединое озеро” заменяло развлекательные передачи и отмененные новости. После начала войны те или иные отсылки к “Лебединому озеру” - обычно через эмблематичный танец маленьких лебедей - стали повсеместно распространены: в социальных сетях можно встретить фразу “когда уже покажут Лебединое озеро”, а подвеску с четырьмя балеринами можно увидеть в качестве украшения. Таким образом, граффити с безголовыми фигурками балерин, исполняющими танец маленьких лебедей, символизирует ожидание смерти Путина, а текст писать совершенно излишне (119-Spb-21-03).

Кроме маскировки, среди граффити встречаются послания, которые сами по себе не имеют смысла. Их можно понять, только если ты знаешь код. Например, на кепке написан бессмысленный текст “урим рим”, и надо догадаться прочитать его в обратной последовательности: “мир миру” (287-Moscow-02-05). Такие типы иносказаний мы называем шифровками.

Самой распространенной формой шифровки являются манипуляции со словом “война”. Поскольку это слово фактически запрещено, авторы граффити используют все возможные способы, чтобы передать фразу “нет войне”. Самым известным и популярным способом является текст из восьми звездочек (*** *****). Кроме него, встречаются более сложные конструкции 3*+5*, “35” и даже просто “два слова”. (419-Msk-20-05).

Доведенная до крайности, шифровка превращается в псевдотекст: нарочито абсурдный код (переставленные буквы и слоги, а то и пустой лист вместо плаката с текстом на одиночном пикете) иронизирует над самой интенцией спрятать очевидный смысл. Тем самым такое сообщение завладевает вниманием читателя и создает эмоциональный отклик: “Хутин пуй” вместо “Путин хуй” (041-Spb-10-04), “Йух ойвне” вместо “хуй войне” (429-Irkutsk-11-09).

Но и это еще не все. В редких случаях авторы граффити усиливают игру с цензурой до предела. Они вообще не пишут ничего о войне, ни прямо, ни иносказательно. Вместо этого семиотические партизаны рассказывают о ненаписанном тексте и его судьбе. Граффити “Надпись, за которую я сяду на пятнадцать лет” (202-Spb-21-03) подразумевает любое антивоенное высказывание, которое читатель сможет подставить на ее место и получить срок. Это мета-послание. Простыми словами, это граффити о граффити. Текст “не закрасите все!” означает, что коммунальные службы уже закрасили много антивоенных высказываний на этой стене. После очередной атаки на антивоенные граффити на стене в Петербурге появилось вот такое сообщение: “На этой будке закрасили все антивоенные надписи, а свастику трогать не стали. Это все, что нужно знать в 2022 о стране, победившей нацизм” (428-Spb-09-07)

И наконец, последним - и самым редким - в нашей коллекции является парадоксальное послание: текст “Сотри меня” под портретом Путина в виде Гитлера (354-Perm-06-05). Это классическое “двойное связывание” (double bind), обращенное к цензору, которому предстоит нелегкий выбор: уничтожить образ президента (и таким образом нарушить закон об осквернении государственных символов) или оставить его (и тем самым поддержать нацизм).

Уже из этих примеров видно, насколько велико разнообразие иносказаний. Не так легко однозначно ответить на вопрос, почему люди предпочитают маскировки и шифровки прямым высказываниям.

Во-первых, есть утилитарное объяснение - это позволяет “удлинить жизнь” сообщению. Работники коммунальных служб, которые должны срывать и закрашивать на стенах антивоенные сообщения, могут пропустить более хитрое послание (по крайней мере, некоторые авторы граффити в этом убеждены).

Во-вторых, существует и когнитивная интерпретация: более сложные сообщения требуют от нашего мозга больших усилий по дешифровке и потому лучше запоминаются. А люди, которые их увидели и поняли, испытывают больше желания их распространить.

При этом многие из примеров шифровок и маскировок на самом деле легко прочитать. В общем, всем понятно, что восемь звездочек (*** *****) значит “нет войне”. Это, скорее, ироничное обыгрывание принципа шифрования - демонстрация того, что цензура затыкает людям рот и заставляет уродовать язык. Такая ирония (“мне запрещают говорить о войне прямо - смотрите, я буду высмеивать запреты с помощью самих запретов”) позволяет семиотическим партизанам искать союзников. Люди оставляют на стенах сложно зашифрованные послания, которые можно расшифровать, только если ты знаком с тем же самым политическим или культурным контекстом. Те, кто смогли увидеть непонятные с виду сообщения и потом их дешифровать, чувствуют, что где-то существуют незримые союзники.

“Я вешала стикеры *** ***** [нет войне] на столбах в Екатеринбурге и потом специально ходила мимо и смотрела на них. И увидела, что кто-то повесил рядом другой стикер, тоже со звездочками и про войну. Я весь день ходила счастливая - я не одна”(женщина, 24 года, Екатеринбург).

Автор идеи выставки - Александра Архипова - в марте 2022 года обратились к подписчикам своего ТГ-канала “(Не)занимательная антропология” (https://t.me/anthro_fun) с просьбой присылать примеры антивоенного уличного анонимного искусства, с условием, что автор фотографии видел объект своими глазами. Эта просьба широко распространилась, и люди присылали свои фотографии из самых разных уголков России. Несколько фотографий были взяты из независимых СМИ (с суказанием авторства). С несколькими авторами граффити мы записали исследовательские интервью.

Создание и обработка коллекции нашей командой продолжалось в период с марта 2022 по февраль 2023 года. В результате на выставке представлено 471 экспонатов из 48 больших и малых городов России.

Не являясь искусствоведами, мы не ставили своей целью отбирать художественно ценные артефакты. Поэтому название “коллекция уличного искусства” несколько условно. Для нас важна творческая интенция авторов антивоенных граффити, поиск собственного способа донесения мысли до зрителя, выбор места, игра с окружающими знаками и пространством.

Описание каждого артефакта включает в себя тип послания и кода, текст граффити, его формат, комментарий, тип “носителя” (стена, столб и так далее), технику создания, а также город и дату, когда граффити было сфотографировано. В целях безопасности мы скрыли сведения о том, в какой точке города было опубликовано каждое граффити, а также кто его прислал.

Нас интересовало разнообразие типов высказывания, размещения и художественного исполнения, а объем выставки, увы, не безраничен, поэтому при отборе примеров мы руководствовались принципом отбора “каждой твари по паре” и мы не брали повторяющиеся тексты с одинаковыми кодами. В результате по содержанию коллекции нельзя сделать никаких статистических выводов о частотности распределения граффити по типам или городам, но мы и не ставили такой задачи.

Выставка представлена на двух языках - английском и русском.

Над созданием и публикацией коллекции антивоенного уличного искусства работала команда волонтеров (социальных антропологов, фольклористов, социологов и психологов): Александра Архипова (Visiting Scholar, Исследовательский центр Восточной Европы при Бременском университете, апрель-май 2022, EHESS, Paris, 2022-2024), Юрий Лапшин (психолог международной школы Le Sallay Academy), Ирина Козлова, Алексей Куприянов (Исследовательский центр Восточной Европы при Бременском университете), Анна Чернобыльская, Алексей Мук.

Редакторами перевода выступили переводчик и поэт Елена Михайлик (UNSW, Австралия) и фольклорист Иэн Броди (Университет Кейп Бретон, Канада).

Публикация онлайн-выставки осуществлена при поддержке Исследовательского центра Восточной Европы (Forschungsstelle Osteuropa) при Бременском университете и Института истории и культуры Центральной и Восточной Европы (Leibniz-Institut für Geschichte und Kultur des östlichen Europa).

Мы бесконечно благодарны всем тем, кто потратил свое время и внимание, собирая и пересылая нам образцы уличного антивоенного творчества, и, конечно, всем семиотическим партизанам, которые, рискуя своей свободой, пытаются что-то изменить в существующей страшной ситуации.